Анализирую произведение великого классика Л.Н.Толстого Что такое искусство

  Очень занимающая меня тема: можно ли мебель рассматривать, как произведение искусства, искусство ли это вообще в общепринятом смысле этого слова? А изготовление красивой  мебели -  это просто производство или нечто большее? Общество допускает, что мебель может быть предметом искусства, но почему тогда в сознании многих огромный разрыв между понятиями «мебель» и «искусство»? В повседневной жизни мы не замечаем изысканных образцов столярного искусства: рассматриваем полотна живописцев, совершенно не обращая внимания на их обрамление, на прекрасные резные рамы, придающие работе художника завершенность. Поневоле задаешься вопросом: что подразумевается под словом «искусство»? Поищем ответ у классика Л.Н.Толстого, в произведении «ЧТО ТАКОЕ ИСКУССТВО?».
    С воодушевлением начал читать, но удивился, что очень настойчиво навязывается собственная  мысль и неглубоко анализируются другие мнения. Автор «ЧТО ТАКОЕ ИСКУССТВО?» и «Анна Каренина» - как будто разные люди. Доминирующая «вертикаль» мысли с одной стороны и контрапункт (многоголосье) содержания  - с другой. В «Анне Карениной» любому читателю предоставлена возможность  найти особенную, близкую именно ему мысль; для меня, несомненно, одно – Толстой «кладет на эшафот» главную человеческую проблему – гордость  и делает это очень деликатно и ненавязчиво.
    Л. Н. Толстой думал об определении понятия искусства много лет и, тем не менее, не довел дела до конца. Последовательно излагая свои мысли, отметает то, что не встраивается в его идею.  Вначале вроде признает,  что предметы мебели могут быть искусством, затем ни слова не упоминает об этом. Это нарушает стройность его выводов. Он считает свои рассуждения простой и очевидной истиной, над открытием которой, однако, не переставая думал и «раз шесть или семь принимался писать, но всякий раз, написав довольно много, чувствовал себя не в состоянии довести дело до конца и оставлял работу».  Исследование  привело Л.Н. к «убеждению в том, что почти все то, что считается искусством, и хорошим, и всем искусством в нашем обществе, не только не есть настоящее и хорошее искусство, и не есть все искусство, но даже вовсе не есть искусство, а подделка под него». Несмотря на то, что Толстому  казалось это положение  очень странным, и даже парадоксальным, он желает, чтобы мы признали справедливость того, что искусство есть деятельность человеческая, посредством которой одни люди передают другим свои чувства, а не есть «служение красоте или проявление идеи и т. п.». Толстой атакует понятие красоты, которое  людям,  глубоко не задумывающимся о том что не четко изложено, кажется таким ясным, но определение которого не могут дать в продолжение веков философы разных народов, которые по разному видят и трактуют  суть вещей.
    Что же такое понятие красоты, на котором основано царствующее учение об искусстве? Забавно, учение есть, а понятие не определено!                                                                                          «Объективного определения красоты нет; существующие же определения, как метафизическое, так и опытное, сводятся к субъективному определению. Красота же есть то, что нравится (не возбуждая вожделения). Многие эстетики чувствовали недостаточность и шаткость такого определения и, чтобы обосновать его, спрашивали себя, почему - что нравится, и вопрос о красоте переводили на вопрос о вкусе, как это делали Вольтер, Дидро и другие. Но все попытки определения того, что есть вкус, как может видеть читатель и из истории эстетики, и из опыта, не могут привести ни к чему. Нет объяснения того, почему одному нравится одно,  и не нравится другому и наоборот».
    Л.Н. уверен, что теория искусства, основанная на красоте и изложенная в книгах и в смутных чертах исповедуемая публикой, есть не что иное, как признание хорошим того, что нравилось и нравится нам, то есть известному кругу людей. Все рассуждения об искусстве «не только не содействует уяснению того, в чем состоит та особенная человеческая деятельность, которую мы называем искусством, но делает это уяснение совершенно невозможным. На вопрос о том, что такое то искусство, в жертву  которому приносятся труды миллионов людей, самые жизни людские и даже нравственность, мы получили из существующих эстетик ответы, которые все сводятся к тому, что цель искусства есть красота. Красота же познается наслаждением, получаемым от нее, и что наслаждение искусством есть хорошее и важное дело. То есть что наслаждение хорошо потому, что оно наслаждение». Следовательно «целью искусства ставится получаемое от него наслаждение, а не назначение его в жизни человека и человечества». И потому-то, как это ни странно,  «несмотря на горы книг, написанных об искусстве, точного определения искусства до сих пор не сделано». Причиною этому, по Л. Н., то что в основу понятия искусства положено понятие красоты. «Чем больше мы отдаемся красоте, тем больше мы удаляемся от добра», пишет он.
    И далее утверждает Лев Толстой: « Красота, или то, что нам нравится, никак не может служить основанием определения искусства, и ряд предметов, доставляющих нам удовольствие, никак не может быть образцом того, чем должно быть искусство».
  «Люди поймут смысл искусства только тогда, когда перестанут считать целью этой деятельности красоту, то есть наслаждение».
    Что же такое искусство, если откинуть «путающее все дело понятие красоты»?
  «Всякое произведение искусства побуждает вступить в своего рода общение с его создателем  и со всеми теми, которые одновременно, прежде или после него восприняли то же художественное впечатление».
Искусство «служит средством единения людей» потому что посредством его «люди передают друг другу свои чувства».
  «Деятельность искусства основана на том, что человек, воспринимая слухом или зрением выражения чувства другого человека, способен испытывать то же самое чувство, которое испытал человек, выражающий свое чувство».
  «Как только зрители, слушатели заражаются тем же чувством, которое испытывал сочинитель, это и есть искусство».
  «Искусство тем-то и отличается от рассудочной деятельности, .... что действует на людей независимо от их степени развития и образования, что прелесть картины, звуков, образов заражает всякого человека, на какой бы он ни находился степени развития».
    Все больше погружаясь в рассуждения Л.Н. об искусстве, закрадывается мысль, что он делит искусство на высшее и низшее. Даже при всех его оговорках об отсутствии такого деления. Последовательно доказывая свою мысль, что красота никак не может служить основанием определения искусства, кажется, что он забывает о существовании, например, мебели. Вот одна из его оговорок; «всякие мебеля, или не считаются искусством, или считаются искусством низшего разбора. В действительности же все такие предметы, если только они передают искреннее (как бы оно ни казалось нам ничтожно) чувство художника и понятны всем людям, суть произведения настоящего хорошего христианского искусства». Он понимает шаткость своих рассуждений; «боюсь, что мне сделают упрек в том, что, отрицая то, чтобы понятие красоты составляло предмет искусства, я противоречу себе, признавая мебель предметом хорошего искусства. Упрек этот несправедлив, потому что содержание искусства всякого рода украшений состоит не в красоте, а в чувстве восхищения, ... которые испытал художник и которыми он заражает зрителя». И вот определение искусства по Толстому; «Искусство как было, так и есть, так и не может быть не чем иным, как заражением одним человеком другого или других тем чувством, которое испытал заражающий. В числе же чувств этих есть и чувство любования тем, что нравится зрению».  С этим нельзя согласиться, и ведь  это не единственное его противоречивое утверждение.
    Автор «Что такое искусство?» безуспешно старается дать общее определение, и к сожалению, делит искусство на подлинное (которое создают художники) и поддельное (созидаемое ремесленниками). По его мнению «настоящее произведение искусства может проявляться в душе художника только изредка, как плод предшествующей жизни, точно так же как зачатие ребенка матерью. Поддельное же искусство производится мастерами, ремесленниками безостановочно, только бы были потребители. Настоящее искусство не нуждается в украшениях». Мастерство, по мнению Л.Н. далеко от искусства, как будто передача испытанного художником чувства возможна без мастерства! Понятие «истинно христианского искусства» Льва Николаевича Толстого не вбирает в себя мебель, как произведение искусства.
    А вот крайне точно: «искусство должно устранять насилие. И только искусство может сделать это». Но он не развивает  эту мысль, а ведь тут и кроется  ответ на вопрос «Что такое искусство?». Где отсутствует насилие? - только в гармоничном обществе, среди людей имеющих в душе гармонию и свободу.  Достижение гармонии человеком неразрывно связано с умением жить. А научиться «Умению Жить» помогает Искусство, именно учиться быть в ладу с собой, с  совестью, с желаниями... Когда произведение художника или ремесленника гармонизирует людей, тогда это произведение - искусство. Если перефразировать Диккенса, искусство заслоняет нас от призраков наших желаний, которые стоят (призраки) между нами и тем, что есть в нас лучшего, и затмевают его сиянье.
    Ведь как проста цель искусства - доведение желания прекрасного, (существующего как смутное чувство присущее каждому человеку),  до истинного и доброго, до нравственного совершенства и гармонии. И эта формула позволяет не делить искусство на  низшее и высшее, объединяет и живопись и музыку и мебель и т.д.
Если  человек любуется сочетанием линий или красок, которые создал художник  в красивой мебели, это не может не привносить гармонии в его душу. И такая мебель является подлинным искусством.
    В заключении не могу отказать себе в удовольствии привести (из Л.Н.Т.) некоторые цитаты мыслителей, которые не думают что «чем больше мы отдаемся красоте, тем больше мы удаляемся от добра».
  «По знаменитому сочинению Винкельмана (1717-1767), закон и цель всякого искусства есть только красота, совершенно отдельная и независимая от добра. Красота же бывает трех родов: 1) красота форм, 2) красота идеи, выражающаяся в положении фигуры (относительно пластического искусства), и 3) красота выражения, которая возможна только при присутствии первых двух условий; эта красота выражения есть высшая цель искусства, которая и осуществлена в античном искусстве, вследствие чего искусство теперешнее должно стремиться к подражанию древнему. Так же понимают красоту Лессинг, Гердер, потом Гете и все выдающиеся эстетики Германии до Канта, со времени которого начинается опять иное понимание искусства.
  По Шэфтсбери (1670-1713), то, что красиво, то гармонично и пропорционально; что красиво и пропорционально, то правдиво (true); что же красиво и в одно и то же время правдиво, то приятно и хорошо (good). Красота, по Шэфтсбери, познается только духом. Бог есть основная красота, - красота и добро исходят из одного источника [Knight, The Philosophy of the Beautiful, I, p. 165-166 (Найт, Философия прекрасного).
  По Фихте (1762-1814), сознание прекрасного вытекает из следующего. Мир, то есть природа, имеет две стороны: он есть произведение нашей ограниченности и он есть произведение нашей свободной идеальной деятельности. В первом смысле мир ограничен, во втором он свободен. В первом смысле всякое тело ограничено, искажено, сжато, стеснено, и мы видим уродливость, во втором мы видим внутреннюю полноту, жизненность, возрождение, - видим красоту. Так что уродство или красота предмета, по Фихте, зависят от точки зрения созерцающего. И потому красота и находится не в мире, а в прекрасной душе (schoner Geist). Искусство и есть проявление этой прекрасной души, и цель его есть образование не только ума это дело ученого, не только сердца - это дело нравственного проповедника, - но всего человека. И потому признак красоты лежит не в чем-либо внешнем, а в присутствии в художнике прекрасной души .
  По Шопенгауэру (1788-1860), воля объективируется в мире на различных ступенях, и хотя чем выше ступень ее объективирования, тем она прекраснее, каждая ступень имеет свою красоту. Отрешение от своей индивидуальности и созерцание одной из этих ступеней проявления воли дает нам сознание красоты. Все люди, по Шопенгауэру, обладают способностью познавать эту идею на различных ее ступенях и этим освобождаться на время от своей личности. Гений же художника имеет эту способность в высшей степени и потому проявляет высшую красоту .
  По Шнассе (1798-1875), красоты нет в мире. В природе есть только приближение к ней. Искусство дает то, чего природа не может дать. В деятельности свободного я, сознающего гармонию, которой нет в природе, проявляется красота .
  По Шербюлье, искусство есть деятельность, удовлетворяющая 1) нашей врожденной любви к образам (apparences), 2) вносящая в эти образы идеи и 3) доставляющая наслаждение одновременно нашим чувствам, сердцу и разуму. Красота же, по Шербюлье, не присуща предметам, а есть акт нашей души. Красота есть иллюзия. Нет абсолютной красоты, но кажется прекрасным то, что кажется нам характерным и гармоничным».
    И, в заключении, еще немного из Л. Н. Толстого: «И потому христианское искусство нашего времени может быть и есть двух родов: 1) искусство, передающее чувства, вытекающие из религиозного сознания положения человека в мире, по отношению к богу и ближнему, искусство религиозное, и 2) искусство, передающее самые простые житейские чувства, такие, которые доступны всем людям всего мира, - искусство всемирное. Только эти два рода искусства могут считаться хорошим искусством в наше время. При этом еще должен заметить, что свои художественные произведения я причисляю к области дурного искусства, за исключением рассказа "Бог правду видит", желающего принадлежать к первому роду, и "Кавказского пленника", принадлежащего ко второму».
  «Люди нашего времени и общества восхищаются Бодлерами, Верленами, Ибсенами, Метерлинками - в поэзии, Моне, Мане, прерафаэлитами - в живописи, Вагнерами, Листами, Рихардами Штраусами - в музыке и т. п. и не способны уже понимать ни самого высокого, ни самого простого искусства».
  Кроме того, по мнению Л.Н.  многое из Пушкина, Оскар Уайльда, Брамса и Рихарда Штрауса, Софокла, Гомера, Тициана, Рафаэля, Баха, Бетховена, Данте, Шекспира, Гете это фальшивые подделки под искусство или ничтожное искусство, принимаемое за настоящее.
    К Толстовским выводам надо относиться без шараханья в сторону «как это ужасно» или «как верно сказано», а с пониманием , насколько важно критическое восприятие мира для воспитания человека. И не забывать о крайне серьезном, о «не сотвори себе кумира».